«Дождь, — подумал он. — Не люблю дождь, даже ненавижу. Интересно, когда меня вызовут. И вообще, что я, собственно, здесь делаю, почему я не дома и не лежу с…».
Это была его последняя мысль.
Автобус был двухэтажный, кремово-красного цвета, с серой лакированной крышей. Это был английский «Лейланд-Атлантиан», сконструированный специально для введенного в Швеции несколько месяцев назад правостороннего уличного движения. В тот вечер он курсировал по маршруту № 47 в Стокгольме, от Белмансро в Юргордене до Карлбергсвеген и обратно. Сейчас автобус свернул на северо-запад и приближался к остановке на Норра-Сташенсгатан, которая находится на расстоянии всего лишь нескольких метров от границы между Стокгольмом и Сольной.
Сольна — это пригород Стокгольма, который является совершенно независимой административной единицей, хотя граница между ними существует только как линия, проведенная на плане Большого Стокгольма.
Красный автобус был большой: одиннадцать метров в длину и почти четыре с половиной метра в высоту. К тому же весил он больее пятнадцати тонн. Фары у него были включены, он казался теплым и уютным, когда с запотевшими окнами катился между рядами голых деревьев по пустынной Карлбергсвеген. Потом автобус повернул направо на Норбакагатан и шум мотора стал приглушенным на длинном пологом спуске к Норра-Сташенсгатан. Дождь барабанил по крыше и окнам, из-под колес фонтанами брызгала вода. Автобус медленно и неотвратимо катился вниз.
Конец уклона был также концом улицы. Автобус должен повернуть под углом примерно тридцать градусов на Норра-Сташенсгатан, а оттуда оставалось уже только триста метров до конечной остановки.
Единственным человеком, который в этот момент наблюдал за автобусом, был мужчина, стоящий у стены дома на Норбакагатан, метров на сто пятьдесят выше. Мужчина был вором и собирался разбить витрину. Он наблюдал за автобусом и ждал, когда тот проедет мимо, потому что хотел действовать наверняка.
Он заметил, что автобус притормозил на перекрестке и начал поворачивать влево, мигая указателем поворота. Потом автобус исчез из его поля зрения. Дождь барабанил оглушительно. Мужчина поднял руку и разбил витрину.
Он не видел, что автобус не закончил поворот.
Совершая поворот, красный двухэтажный автобус словно на секундочку приостановился. Потом он покатился поперек улицы, въехал на тротуар и протаранил забор из металлической сетки, отделяющий Норра-Сташенсгатан от территории товарной станции.
Здесь он остановился.
Мотор заглох, однако фары и освещение в салоне не погасли.
Запотевшие окна по-прежнему светились в темноте и холоде, а сам автобус казался таким же уютным, как и раньше.
А дождь все барабанил и барабанил по крыше.
Это произошло в Стокгольме вечером тринадцатого ноября 1967 года. Было три минуты двенадцатого.
III
В патрульном автомобиле из Сольны сидели двое полицейских: Кристианссон и Квант.
За время своей однообразной карьеры они задержали сотни пьяниц и воришек, а однажды, возможно, спасли жизнь шестилетней девочке, схватив опасного сексуального, маньяка-убийцу, когда он собирался на нее напасть. Это произошло пять месяцев назад, причем совершенно случайно, что, конечно же, вовсе не уменьшало ценности этого поступка, со временем постепенно превратившегося в подвиг, в лучах которого они еще долго намеревались греться.
В тот вечер, однако, ничего особенного не произошло, разве что они выпили по бокалу пива, хотя об этом, как противоречащем инструкции, лучше не упоминать.
Примерно в половине одиннадцатого им передали вызов по рации, и они поехали по указанному адресу на Капелгатан в Хювюдсте, где кто-то у входа в собственный дом наткнулся на человека, не подающего признаков жизни. Через три минуты они уже были на месте.
У входа в дом действительно лежал человек мужского пола в обтрепанных черных брюках, поношенных ботинках и потертом грязном плаще. Внутри, на освещенной лестничной клетке стояла пожилая дама в шлепанцах и халате. Очевидно, это она позвонила в полицию. Она начала подавать им какие-то знаки через стекло, потом приоткрыла дверь, высунула руку в щель и показала на неподвижную фигуру.
— Ага, ну и что тут происходит? — спросил Кристианссон.
Квант наклонился и фыркнул.
— Не подающий признаков жизни, — с отвращением сказал он. — Бери его, Калле.
— Подожди, — сказал Кристианссон.
— Зачем?
— Вы знаете этого человека, фру? — вежливо спросил Кристианссон.
— Да, по крайней мере, мне так кажется.
— Где он живет?
Женщина показала на дверь в глубине, на расстоянии трех метров.
— Там, — сказала она. — Он заснул, когда пытался открыть дверь.
— Да, у него в руке ключи, — почесав затылок, сказал Кристианссон. — Он живет один?
— А кто бы хотел жить с таким оборванцем? — ответила женщина.
— Что ты собираешься делать? — с подозрением глядя на Кристианссона, поинтересовался Квант.
Кристианссон не ответил. Он наклонился и вынул ключи из руки спящего. Потом поставил пьяницу на ноги с ловкостью, свидетельствующей о многолетней практике, открыл коленом дверь и поволок правонарушителя в квартиру. Женщина слегка посторонилась, Квант остался на ступеньках у входа. Оба наблюдали эту сцену с явным неодобрением.
Кристианссон открыл замок, включил свет и стащил с пьяного мокрый плащ. Пьяница зашатался, рухнул на кровать и сказал:
— Благодарю вас, фрёкен.
Потом он повернулся на бок и уснул. Кристианссон положил ключи на плетеный столик у кровати, погасил свет, закрыл дверь и вернулся к автомобилю.
— Спокойной ночи, фру, — сказал он.
Женщина посмотрела на него, поджав губы, потом пожала плечами и ушла.
Кристианссон поступил так не из любви к ближнему, а только потому, что был ленив.
Никто не знал об этом лучше, чем Квант. Когда они еще служили в Мальмё и были обыкновенными пешими патрульными, Кристианссон частенько переводил пьяных через улицу и даже через мост на территорию другого участка, чтобы избавиться от них.
Квант сидел за рулем. Он включил зажигание и сказал с кислым видом:
— Сив всегда говорит, что я ленивый. Ей нужно увидеть тебя.
Сив была женой Кванта, а кроме того, любимой и почти единственной темой его разговоров.
— Зачем причинять человеку лишние неприятности, — философски заметил Кристианссон.
Кристианссон и Квант были похожи друг на друга. Оба имели рост один метр и восемьдесят шесть сантиметров, светлые волосы, голубые глаза н широкие плечи. Однако характеры и взгляды на многие вещи у них были разные. Например, как сейчас.
Квант был непримиримым. Он никогда не шел на уступки, когда обнаруживал правонарушения, однако проявлял удивительную ловкость, чтобы обнаруживать их как можно меньше.
Угрюмо молчa, он медленно ехал из Хювюдсты мимо полицейской школы, квартала одноэтажных жилых домов, железнодорожного музея, бактериологической лаборатории, пересек район, где располагались высшие учебные заведения, и наконец выехал на Томтебодавеген рядом со зданием управления железной дороги.
Это была мастерски проложенная трасса, проходившая через почти безлюдную территорию. По пути они не встретили ни одного автомобиля и видели только двух живых существ: кошку и потом еще раз кошку.
Выехав наконец на Томтебодавеген, Квант остановился так, что радиатор автомобиля оказался в метре от границы Стокгольма, выключил передачу и принялся размышлять, по какому маршруту лучше всего продолжить объезд территории.
«Интересно, хватит ли у тебя нахальства вернуться той же дорогой», — подумал Кристианссон, а вслух сказал:
— Можешь одолжить мне десять крон?
Квант кивнул, вынул бумажник из внутреннего кармана и, не глядя на коллегу, протянул ему банкнот. Одновременно он принял решение. Если он пересечет границу города и проедет по Норра-Сташенсгатан пятьсот метров в северо-восточном направлении, они только две минуты будут находиться в пределах Стокгольма. Потом они смогут повернуть на Евгениавеген, проехать по территории больницы, через Хага-парк и мимо кладбища, а там уже рядом полицейский участок. При этом объезд будет закончен, а шансы напороться на что-нибудь окажутся минимальными.