— У Стенстрёма в письменном столе была целая кипа таких фотографий.

— На работе?

— Да.

— Чьих?

— Его девушки.

— Осы?

— Да.

— Наверное, это было не слишком приятное зрелище?

— Ну, я бы не сказал.

Она нахмурила брови.

— Вопрос в том, зачем они понадобились, — сказал Колльберг.

— Разве это имеет какое-нибудь значение?

— Не знаю. Но я не могу это объяснить.

— Может, ему просто нравилось разглядывать их.

— Мартин тоже так говорит.

— По-моему, гораздо благоразумнее было бы иногда приезжать домой и смотреть живьем.

— Мартин тоже не всегда проявляет благоразумие. Например, он беспокоится о нас с тобой. По нему это видно.

— О нас? Почему?

— Наверное, потому, что тогда, в пятницу вечером, я вышел один.

— А он что, никогда не выходит из дому без жены?

— Тут что-то не так, — сказал Колльберг. — Со Стенстрёмом и теми фотографиями.

— Почему? У мужчин бывают разные причуды. Она хорошо выглядела на тех фотографиях?

— Да.

— Очень хорошо?

— Да.

— Знаешь, что мне следовало бы сказать?

— Да.

— Но я этого не скажу.

— Не скажешь. Это я тоже знаю.

— Что же касается Стенстрёма, то, возможно, он хотел показать фотографии приятелям. Похвастать.

— Вряд ли. Он не был таким.

— А зачем ты вообще ломаешь себе над этим голову?

— Сам не знаю. Может быть, потому, что у нас нет никаких мотивов.

— А это, значит, ты называешь мотивами? Думаешь, кто-то застрелил Стенстрёма из-за этих фотографий? Зачем же в таком случае ему понадобилось убивать еще восемь человек?

Колльберг долго смотрел на нее.

— Верно, — сказал он. — Резонный вопрос.

Она наклонилась и поцеловала его в лоб.

— Может быть, ляжем, — предложил Колльберг.

— Прекрасная мысль. Я только приготовлю бутылку для Будиль. Это займет максимум тридцать секунд. Согласно инструкции. Увидимся в постели. А может, на полу или в ванне, где тебе угодно.

— В постели.

Она пошла в кухню. Колльберг встал и погасил торшер.

— Леннарт!

— Да?

— Сколько лет Осе?

— Двадцать четыре.

— Ага. Вершины сексуальной активности женщина достигает между двадцатью девятью и тридцатью двумя годами. Так утверждает американский сексолог Кинси.

— А мужчина?

— Около восемнадцати лет.

Он слышал, как она размешивает кашу в кастрюльке. Потом она добавила:

— Но для мужчин это определено не с такой точностью, у них бывает по-разному. Если, конечно, это может тебя успокоить.

Колльберг наблюдал за своей женой через приоткрытую дверь кухни. Его жена была длинноногой женщиной с нормальной фигурой и спокойным характером. Она была именно такой, какую он всегда искал, но эти поиски заняли у него больше двадцати лет, и еще один год дополнительно понадобился ему для того, чтобы наконец решиться.

Она уже едва себя сдерживала, ей трудно было спокойно стоять на одном месте.

— Тридцать секунд, — пробормотала она. — Бессовестные лгуны.

Колльберг улыбнулся в темноте. Он знал, что через минуту сможет наконец забыть о Стенстрёме и красном двухэтажном автобусе. Впервые за последние три дня.

Мартину Беку не понадобилось двадцать лет для того, чтобы найти себе жену. Он познакомился с ней шестнадцать лет назад, она сразу же забеременела, и они так же быстро поженились.

Сейчас она стояла в дверях спальни, словно «мене, текел» [6] , в помятой ночной рубашке, со следом подушки на лице.

— Ты кашляешь и сморкаешься так, что весь дом просыпается, — сказала она.

— Извини.

— И зачем ты куришь ночью? У тебя ведь и без того горло болит.

Он погасил сигарету и сказал:

— Мне жаль, что я разбудил тебя.

— Это не имеет значения. Самое главное, чтобы ты снова не подхватил воспаление легких. Будет лучше, если завтра ты останешься дома.

— Мне трудно это сделать.

— Пустые слова. Если ты болен, значит, не можешь работать. Надеюсь, в полиции есть еще кто-то, кроме тебя. К тому же, по ночам ты должен спать, а не читать старые рапорты. То убийство в такси ты никогда не раскроешь. Уже половина второго! Убери эту потрепанную старую тетрадь и погаси свет. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — машинально сказал Мартин Бек, обращаясь к уже закрытой двери спальни.

Он нахмурился и отложил в сторону скоросшиватель с рапортами. Ошибкой было называть его потрепанной старой тетрадкой, поскольку это были протоколы вскрытия трупов; он получил их вчера вечером перед тем как уйти домой. Хотя пару месяцев назад он действительно не спал по ночам, просиживая над материалами дела об убийстве таксиста с целью ограбления, совершенном двенадцать лет назад.

Несколько минут он лежал неподвижно, разглядывая потолок. Услышав похрапывание жены в спальне, он быстро встал и на цыпочках вышел в прихожую. Положил руку на телефон, немного постоял, потом пожал плечами, поднял трубку и набрал номер Колльберга.

— Колльберг, — услышал он запыхавшийся голос Гюн.

— Привет. Там Леннарта поблизости нет?

— Есть. Причем ближе, чем ты можешь себе представить.

— В чем дело? — спросил Колльберг.

— Я помешал тебе?

— Ну, можно сказать, что да. Какого черта тебе надо в такое время?

— Послушай, помнишь, что было прошлым летом после убийства в парке?

— Конечно.

— У нас тогда не было работы, и Хаммар велел, чтобы мы просмотрели старые нераскрытые дела. Припоминаешь?

— О Боже, ну конечно же припоминаю. Ну и что?

— Я взял дело об убийстве таксиста в Буросе, а ты занялся старичком из Эстермальма, который исчез семь лет назад.

— Да. И ты звонишь, чтобы сказать мне об этом?

— Нет. Ты не помнишь, чем занялся Стенстрём? Он тогда как раз вернулся из отпуска.

— Понятия не имею. Я думал, он сказал тебе, чем занялся.

— Нет, он никогда не упоминал об этом.

— Ну, значит, он наверняка говорил об этом Хаммару.

— Да, конечно. Ты прав. Ну, пока. Извини, что я тебя разбудил.

— Иди к черту.

Мартин Бек услышал щелчок в трубке. Он еще немного постоял, прижимая трубку к уху, потом положил ее и побрел к своему дивану.

Он погасил свет и долго лежал в темноте с чувством собственной глупости.

XVIII

Вопреки всем ожиданиям, утро пятницы началось с новости, которая вдохнула определенные надежды.

Мартин Бек принял эту новость по телефону, и остальные услышали его слова:

— Что? Установили? В самом деле?

Все бросили работу и уставились на говорившего. Мартин Бек положил трубку и сказал:

— Баллистическая экспертиза закончена.

— Ну?

— Тип оружия установлен.

— Ага, — невозмутимо сказал Колльберг.

— Армейский автомат, — заявил Гюнвальд Ларссон. — Они тысячами лежат на никем не охраняемых складах. С таким же успехом их можно было бесплатно раздать преступникам, чтобы сэкономить на новых замках, которые приходится менять каждую неделю. Мне понадобится всего полчаса, чтобы съездить в город и купить целую дюжину автоматов.

— Это не совсем так, — сказал Мартин Бек, взяв лист бумаги, на котором сделал пометки. — «Суоми», тридцать седьмая модель.

— Это еще что такое? — спросил Меландер.

— Автомат старого образца с деревянным прикладом, — объяснил Гюнвальд Ларссон. — Я не видел их с сорокового года.

— Он изготовлен в Финляндии или здесь, по финской лицензии? — спросил Колльберг.

— В Финляндии, — ответил Мартин Бек. — Человек, который звонил, говорит, что это совершенно точно. Патроны тоже старые, они изготовлены фирмой «Тиккакоски — Швейные машины».

— Тридцать седьмая модель, — повторил. Колльберг. — С тридцатисемизарядным магазином. Трудно представить себе, у кого сегодня может быть такой автомат.

вернуться

6

«Мене, текел, упарсин» — надпись, которая появилась на стене во время пира во дворце Валтасара и которая предсказывала его скорую гибель (Книга пророка Даниила, 5: 25).